Мак изумленно посмотрел на него:

– А что я могу сделать?

– Ну, по крайней мере, вы могли бы рассердиться.

– Я ни на кого не сержусь, – пожал плечами Мак.

Но не успел он произнести эти слова, как вдруг почувствовал,как из глубин его души начал подниматься долго сдерживаемый гнев. Сперва онподумал, что это притворный гнев – ведь столько раз ему приходилось лицемерить,изображая чувства, которых он на самом деле не испытывал, – однако вскореон рассердился не на шутку. Напрасно он старался успокоиться, мысленно внушаясамому себе, что не стоит обращать внимания на подобные пустяки, что скоро всепройдет и забудется, – гнев не утихал в нем; напротив, он бушевал с силой,доселе еще не изведанной Маком. В глазах у него потемнело; вены вздулись на лбуи на шее, а в висках застучали два тяжелых молота.

И тут его словно прорвало.

– Черт побери! – закричал он, сжимаякулаки. – Да какое он имеет право! Каждый должен сам решать свою судьбу! Ипростой смертный тоже! Слишком долго мы позволяли духам и так называемымвеликим людям вроде Фауста править нами! Настало время изменить существующийпорядок.

– Вот это другой разговор! – сказал Рогни.

– Но что я могу сделать?.. – растерянно спросилМак, остывая.

– Занятный вопрос, – ответил ему Рогни, повернулсяк недавно проделанному им отверстию в полу – выходу из подземного коридора – инырнул в него.

Некоторое время Мак наблюдал, как проворно, словно крот,гном работает лопаткой, засыпая отверстие, через которое он только что пролез.Ему захотелось уйти под землю следом за Рогни, попасть в этот длинный, темныйтоннель, ведущий неизвестно куда. Но люди никогда не путешествуют под землей,да и проложенный гномом тоннель был бы для него слишком тесен. Вздохнув, Маквышел в коридор, открыл входную дверь и выглянул наружу. Перед ним лежал Лимб,где все предметы принимали неясные, расплывчатые очертания. Вглядываясь втуманную даль, Мак смог различить контуры далеких холмов; над ними поднималисьсеро-голубые облака, которые на самом деле были вершинами гор – они тонули всероватом мареве. Пейзаж, открывшийся взгляду Мака, походил на театральную сценуза тонким, прозрачным занавесом. Все вокруг казалось ненастоящим, нереальным.

Прямо от порога вдаль уходила еле различимая тропинка.Приглядевшись, Мак увидел какие-то знаки, установленные вдоль нее, напоминающиестрелки – указатели движения. Мак пошел по этой тропинке сквозь густойжелтоватый туман, ориентируясь по дорожным знакам. Вскоре он вышел кперекрестку. У пересечения двух дорог был вкопан деревянный столб.Стрелки-указатели на его вершине глядели в разные стороны. На каждой из этихстрелок было что-то написано. Подойдя поближе, Мак прочитал:

«ДОРОГА НА ЗЕМЛЮ»

«ДОРОГА В РАЙ»

«ДОРОГА В АД»

«ДОРОГА, ПО КОТОРОЙ ВЫ СЮДА ПРИШЛИ».

Последняя стрелка была повернута как раз в том направлении,откуда он пришел.

Выбрав одно из направлений, Мак решительно зашагал в тусторону, куда указывала стрелка.

В тех краях Лимба, где было назначено заседание Суда,определяющего дальнейшую судьбу человечества, выдался серый день. Низкое небонависло над землей – так часто бывает зимою в этих краях. С утра редкие крупныеснежинки кружились в воздухе, но сильного снегопада не ожидалось. Воздух былчист и прозрачен. На горизонте на фоне мутно-серого неба резко выделяласьголубая линия Плато Небытия. Само собой разумелось, что в такой день каждый могзаглянуть далеко вперед.

Мефистофель и архангел Михаил сидели рядышком на высокомстолбе, недавно освобожденном Симоном Стилитом[74]. Аскет нашеллучший способ смирения духа, чем простое сидение на столбе, и принял обетпросмотреть все повторные показы игр, сыгранных командой «Пираты Тампа Бей».

Михаил не был в Лимбе с того самого дня, когда он встретилсяс Мефистофелем в Трактире-на-полпути, чтобы положить начало новой ТысячелетнейВойне меж силами Света и Тьмы. Он с любопытством оглядывал знакомые места. Емуочень нравилось, что все в Лимбе осталось по-старому. Та же приятная дымка,застилающая горизонт (хотя сегодня она была на удивление легкой и прозрачной),та же размытая граница меж Небом и Землей – казалось, что небесный свод плавнопереходит в земную твердь; все те же размытые, полинялые краски и нечеткиеконтуры предметов, все те же плавные, закругленные линии. Неопределенность! Иее вечные спутники – моральные сомнения! После долгой жизни в мире абсолютовархангел Михаил находил в этом неизъяснимую прелесть и новизну.

– Лимб остался таким же, как раньше! – умиленносказал Михаил.

– Дорогой мой архангел, – сказалМефистофель, – если ты сдержишь ненадолго свою страсть к парадоксам иобратишься к наблюдению, то заметишь кругом тысячи перемен. Взгляни вон туда.Разве ты не видишь грандиозное строительство, которое началось совсем недавно?

– Ах, это…– произнес Михаил небрежным тоном. – Этовсе преходяще. А так – куда ни посмотришь, везде все тот же старый добрый Лимб…Интересно, что они там возводят? – прибавил он, поглядев на запад.

Мефистофель повернул голову в ту сторону, куда гляделархангел Михаил:

– Разве ты не знаешь? Это новое здание Суда, где вскореАнанке объявит нам свое решение.

Михаил разглядывал контуры строящегося здания.

– Какое благородство форм! Какое изяществолиний! – восхищался он.

– Просторное помещение, – сдержанно заметилМефистофель. – Я слышал, что на заседание суда приглашено всего несколькопредставителей от каждой из сторон. В списке приглашенных есть даже один илидва смертных. Это уже что-то совсем новое. Ведь раньше они никогда неприсутствовали на нашем Суде.

– Мы поступили справедливо, пригласив смертных, –произнес Михаил назидательным тоном. – В конце концов, это их судьба будетрешаться на Суде!

Мефистофель фыркнул:

– Ну и что же? В старые добрые времена Создания Света иСоздания Тьмы не просили совета у людей. Мы просто сообщали им свое окончательноерешение, а уж нравилось оно им или нет – это было их личное дело. Волей илиневолей, они должны смиряться с Судьбой и подчиняться Необходимости.